Сказка о девочке, которая затерялась в лете

— Не люблю осень, — заявляет мне тетка.— Не время — сущий ад.

Я хмыкаю и ныряю носом поглубже в объемистую чашку. Уж я-то знаю, что у моей родственницы, что не время года, то чистой воды мучения. В любом сезоне она найдет три тысячи изъянов. Как минимум.

— Зря смеешься, — ворчит тетушка, — уж поверь мне, старой.

"Старая" несет околесицу не задумываясь.

Какая она старая, ей ведь не больше тридцати, — лениво думаю я, наблюдая за плавающими на поверхности чаинками. Надо подождать пока осядут и только тогда пить — так привычней.

—... и как я завидую той девчонке, что навсегда затерялась в лете, — со вздохом говорит моя собеседница, которую я, уже минут пять, как не слушаю.

— Навсегда затерялась в лете? — шепотом переспрашиваю тетушку.

— Навсегда, — она довольно кивает, как будто эти сведения — единственное, в чем она уверена на все сто двадцать процентов. — Небось, ей сейчас хорошо, гуляет себе по лету и думать ни о чем не думает. Счастливая, — с завистью и вздохом констатируют тетка, и тянется за носовым платком. Я, как положено, молчу и ерзаюсь минут десять, тетушка усердно делает вид, что занята вязанием, ковыряя спицами несчастную то ли кофту, то ли шапку, а может и вовсе шарф. Наконец, я сдаюсь и, наклоняясь вперед, спрашиваю:

— Теееттттьь, а расскажи мне об этой девочке.

Тетка, смотрит на меня исподлобья и изображает ранний склероз:

— Какой ещё девочке?

— Ну, той, что в лете застряла! — взволнованным шепотом сообщаю я.

— Не застряла, а затерялась! — торжественно заявляют мне. Мои уши чуть ли не шевелятся от нетерпения, глаза блестят, а губы так и кривит улыбка, над которой я не властна в силу небольшого душевного волнения. Вязание, наконец, откладывают, и все внимание уделяется необычной истории.

— Мне тогда было лет восемь или девять. Каникулы только начались, и я радостная носилась с утра до вечера по всему городу, исследуя все новые и новые подворотни, дворы и парки, совершенно не признавая в них знакомые районы. Мне всё казалось удивительным и необычным, и куда бы я не заходила — сразу же делала вид, что здесь я впервые, хотя городок то маленький и знакомый до последней драной кошки. Иногда игра переступала тонкую грань, и мне и вправду верилось, что конкретно в ЭТОМ дворе меня ещё не носило. И яблони тут странные и люди чужие, и качели самые лучшие. Чаще всего, конечно, двор узнавался, но пара случаев так и остались волшебной тайной. Одна из таких тайн и была связана с той девочкой. Я как всегда обследовала неизвестную территорию, когда кто-то пребольно дернул меня за косичку. Быстро обернувшись, я увидела совершенно невозможное создание. Что в ней невозможного ? я так и не поняла, но сразу решила, что ей почему-то нельзя быть обыкновенной и простой. И дело было не в её рыжих волосах и веснушках, не в её дурацком, казалось из лоскутков шитом, платье... Просто вся она казалась какой-то нереальной, будто сон. Или мечта. Я настолько поразилась, что совсем забыла о своих дернутых волосах.

? Меня зовут Дина, ? представилось создание, протягивая мне руку. Впрочем, девочка, сразу её убрала и принялась засыпать меня вопросами. ? А как тебя зовут? А ты где-то рядом живешь? А собака у тебя есть? А почему твой нос грязный? А...

— Стоп, стоп, стоп, — заворчала я и принялась усердно тереть кончик носа. Почему-то наличие грязи на собственном носе волновало меня больше всего. — Чего это ты тарахтишь так? Думаешь, я что-то поняла?

— Конечно, поняла, — заявила мне Дина, — нос-то вытерла.

Я немного помолчала и буркнула:

— Жанна. А собаки нет, но так хочется.

— И у меня собаки нет. И тоже хочется. Давай дружить? — радостно предложила мне рыжая девчонка и я, конечно, согласилась. Блаженна пора детство, когда знакомства и дружба вспыхивают пламенем до небес в любое время, в любом месте.

Мы провели вместе весь день. Бегали, играли, залазили на деревья и заборы, раскачивали друг друга на качелях, болтая о всякой ерунде. Мне вдруг показалось, что мы вместе не пару часов, а бесконечное долго-тягучее время. Но, видимо, даже этому времени должен был наступить конец. Я как-то совсем неожиданно обнаружила, что солнце падает за горизонт, что дневная жара давно спала, и что мне очень хочется есть. Последнее и было сообщено Дине:

— Эх, мне домой пора. Есть хочется безумно!

Дина как-то вмиг погрустнела. Я, конечно, заметила сразу и попыталась утешить новую подругу:

— Ну, ты чего? Завтра встретимся! Я тебя обязательно найду!

— Не найдешь, — как-то по-особому зло прошипела она мне в ответ. — Это можно только раз! Когда твоё лето совпало с моим!

Я ничего не поняла и продолжала сыпать утешениями:

— Ну, Диночка, хочешь, ты меня найди, я и адрес скажу. И вообще, в гости приходи. Разве ж это сложно? И не один раз, а сколько угодно гулять можно!

Но моя подружка уже и не злилась, просто стояла грустная, готовая разреветься вот прямо сейчас.

— Дура ты, Жанна. Это у тебя лето долгое, длинное и кончится. А я в нём давно затерялась. И мне, конечно, нравится оно, и ни на что другое я его не променяю, но с другим, чужим летом, оно может совпасть только один раз. Я знаю, не в первый раз же, — шепотом закончила Дина и тихо заплакала. В наступивших сумерках мне ещё были видны её слезы. Именно эти слезы я хотела бы не видеть никогда.

— Динка, — почему-то шепотом спросила я, — неужели мы никогда не встретимся?

— Никогда, — заявила она. — Только сегодня. Если, конечно..., ты не пойдешь со мной, и мы не потеряемся вместе! — выпалила Дина и с тревогой посмотрела мне в глаза.

— Нет, — я вздохнула, — мне нельзя. Мама волноваться будет. Придет со смены, а меня нет. А я обещала не теряться.

— Ну, раз обещала, тогда точно нельзя, — согласилась подруга. И уже совсем без слез добавила — Давай, провожу тебя, а то точно потеряешься.

Мы шли по темным улицам, Динка, потом я. Она вела меня уверено, не осматриваясь по сторонам. Я же, напротив, глазела и не могла понять, мой это город или нет. Дома казались незнакомыми, люди чужими, а свет редких фонарей необычно теплым. Но вскоре я узнала одну улицу, вторую. На третьей был мой дом. Мы остановились у подъезда, Дина улыбнулась мне и подмигнула:

— Ты обо мне не грусти, — сообщила она по-деловому, — у меня всё-таки вечное лето, а значит, мне весело и хорошо. А то, что не увидимся, ну, так ведь бывает, да?

— Бывает, — я улыбнулась ей в ответ. — И ты обо мне не грусти.

— Не буду!

Дина обняла меня на миг, рассмеялась и убежала, а я, совсем не грустная, пошла домой.

— И что? Неужели и вправду никогда больше не виделись? — взволновано спросила я, не в силах поверить.

— Нет, — почти крякнула тетушка. — Все оставшееся лето я искала её, но не нашла. Как и двор, в котором мы познакомились, что уж совсем странно.

— Да уж, — соглашаюсь я, не зная, что добавить.

— Я вот иногда думаю, — доверительным шепотом сообщает мне тетка Жанна, — а если бы я пошла с ней, что было бы? И где она теперь? Понимаешь, я и сейчас верю, что Дина потерялась в своем лете. Слишком уж странным всё это было. Странным...

Я жму плечами. Мне почему-то очень жалко тетушку с её хроническим насморком и хронической нелюбовью к осени. Так жалко, что я срываюсь с места, убегаю в другую комнату и возвращаюсь с небольшим свертком. За нашим разговором я совсем забыла о том, что должна была отдать ей сразу по приезду подарок. Тетка развязывает золотой бантик, шуршит сиреневой бумагой и достает на свет умопомрачительный шарфик. Он невесомый, прозрачный, но цвета его великолепны. Они такие яркие, такие переливающиеся, что аж дух захватывает. Тетушка подносит подарок к носу, видимо, нюхает его и радостно улыбается. Потом жестом подзывает меня и предлагает проделать тоже самое. Я осторожно вдыхаю через шарф и невольно улыбаюсь — ткань пахнет летом, неуловимо пахнет самым теплым и веселым летом моей жизни.

— Это от мамы, — сообщаю я и тут же исправляю себя, — нет, не от мамы, от мамы — книга. А это от Лерки... Нет, не от Лерки! — я злюсь на себя, но все же сдаюсь и жалобно говорю, — Не помню, теть. Вроде кто-то сунул, когда провожали, а кто — не помню. Рыжая какая-то.

Жанна пожимает плечами и повязывает шарф вокруг шеи. Хорошо, что они не забыли друг друга. Просто замечательно.